Поездка к Красинцу. Часть вторая: заповедник Тлена.
Вторая часть моего рассказа о недавней поездке к Красинцу.

Добравшись до Черни и изрядно поплутав по улицам на радость местным жителям, мы, наконец, сдались и отдали наши судьбы навигатору. Он прикинул наше положение в пространстве, составил кратчайший маршрут. По мнению бездушной программы, нам оставалось ехать всего-то около 9 километров, но потратим мы на это не менее получаса.

Глупая программа — подумали мы — она что, считает, что мы идём пешком?

И она действительно ошиблась в своих рассчётах — на этот путь мы потратили раза в полтора больше времени.

Сомнения касательно правильности выбранного маршрута посетили нас, когда мы выехали на разбитую бетонку. Нет, она присутствовала в описании дороги до обители Красинца, но рассчитана явно не на наш крошечный синий спорткар.

На самом деле ЗаЗик при всей своей нелепости справляется с бездорожьем получше многих современных пузотёрок. В этом ему помогает и немаленький для такого кузова клиренс, и независимая (sic!) подвеска. А благодаря компактности ему требуется совсем мало пространства для манёвра. В самом крайнем случае его всегда можно вытащить из ямки, в которую он провалится, буквально на руках.

Проблема заключалось в том, что из изношенного, выкрошенного полотна бетонки торчали арматуры, длиной в немалую толику запорожца. Спокойно ездить, не боясь остаться без колеса или пробитого кузова там могли только БТРы и прочая тяжёлая техника. Горбатый на неё походил мало, но мы решили присвоить ему почётное звание сверхлёгкого артиллерийского тягача и отправились преодолевать полосу препятствий.

Это были самые длинные пять километров пути. Маневрируя между ржавыми металлическими штырями, синий малыш подпрыгивал на стыках и выщерблинах. Подвеска и наши суставы жалобно поскрипывали в такт дорожной чечётке. Примерно спустя две-три бесконечности этот бетонный ад кончился и началась обычная, человеческая грунтовка, которую ЗаЗик встретил как асфальтированный хайвей.


Однако радоваться было рано — очень скоро грунтовка стала разбитой, всё чаще рельеф местности напоминал уменьшенную версию гранд-каньона с покоящимися на дне озёрами. Но даже это было куда лучше старых бетонных плит. Мы бодро добрались до старого моста через небольшую речку и бесстрашно форсировали её. Это был последний перевалочный пункт перед целью нашего путешествия, и мы даже сняли этот эпохальный момент на видео.


Дальше несколько поворотов, покосившиеся указатели «автомузей» и… перед нашим взором открывается поле, где вместо пшеницы прорастает разнообразная техника.


В голове не укладывается, что всё это мог собрать один, на самом деле весьма небогатый человек. Я говорю именно про наши реалии — в других странах подобными джанкъярдами никого не удивишь. Однако факт остаётся фактом — перед нами сотни единиц разнообразной техники, от таких же, как наш, запорожец, до огромных военных грузовиков.

Михаил Юрьевич стоит в окружении горстки московских туристов. Когда мы показываемся на горизонте, их внимание полностью приковывается к нам. Их шок и удивление можно понять — до этого они час, а то и больше, смотрели на подобные машины, разложившиеся на молекулы и годные, разве что, только для инсталляций «Ничто не вечно» — и тут к ним несётся такой же автомобиль, сверкая краской и хромом! Этот разительный контраст заставляет взглянуть иначе на окружающий могильник техники. К сожалению, только обывателя, но об этом чуть ниже.

Туристы впечатлены, но больше всех в восторге сам Красинец. Он с огромным энтузиазмом встречает нас.

Мы паркуемся по указанию хозяина на почётном месте рядом с любимой Нивой. Из близлежащего кузова РАФика, который выступает в роли лаунж-зоны, раздаётся дружелюбный приветственный крик:

— Бендеровцы клятые приехали! А ну валите отседова, вам здесь не рады!

Из разбитого окна высовывается женщина неопределённого возраста, но определённой степени подпития. Мы заверяем её, что не являемся бендеровцами, на что она отвечает:

— А чего вы тогда на хохляцкой иномарке приехали сюда?

На это нам контр аргументировать нечего. На выручку приходит сам Михаил Юрьевич:

— Ты сдурела, что ли, какие бендеровцы, какая иномарка? Это наши, тульские, а машина у них сделана не на Украине, а в СССР! Не обращайте на неё внимание, это моя супруга, — комментирует он, и мы решаем прислушаться к его совету.

В будущем на протяжении всего посещения музея эта милая женщина забывала доводы мужа примерно раз в 15 минут и кляла нас незалежней хунтой. Нас выручала прозорливо захваченная моим другом георгиевская ленточка, которая сразу превращала нас в лучших из патриотов в глазах местного населения, и проклятия сменялись искренней похвальбой и предостережением не ехать на обратном пути на Украину, где нас за эту ленточку обязательно убьют, а машину украдут или сожгут. Нам не составляло никакого труда следовать этому мудрому совету, так как посещение соседнего государства и так не входило в планы поездки.

Оставив машину, мы здороваемся с Михаилом Юрьевичем и, воспользовавшись тем, что он общается с ранее приехавшей группой посетителей, начинаем осмотр владений самостоятельно, с благословения хозяина.


Я не буду приукрашивать увиденное или сгущать краски. Среди диванных экспертов в интернете принято клеймить Михаила Юрьевича за то, что он, аки собака на сене, сидит на груде отличных раритетов и не даёт их спасать различным энтузиастам вроде них самих. Мол-де и сам не чинит, и другим не даёт, а раритеты пропадают.

Даже с первого взгляда становится понятно — и это мнение в следующие три часа только окрепло — что всё это болтовня пустозвонов и людей, оторванных от реальности. А реальность такова, что спасать там давным-давно уже нечего. Среди сотен разбросанных машин едва ли наберётся пяток-другой тех, которые реально есть смысл спасать, и от которых осталось то, что можно спасти.


Львиная толика этих машин была уставшей, изрядно уставшей от жизни даже в момент, когда только приехала в этот музей. Годы, проведённые под открытым небом (что плохо), лёжа днищем на сыром, плодородном, сочащемся жизнью чернозёме (что, по сути, смертный приговор) не просто повредили ЛКП и подпортили салон — природа с жадностью взяла своё и буквально сожрала металл. Любое прикосновение к кузову автомобиля — и он крошится, как слоёное тесто, разваливается, опадает конфетти из ржавчины и отчаяния.


Многие машины оседают и ломаются под собственным весом. И, несмотря ни на что, это потрясающая, завораживающая картина — эстетика смерти. Мой товарищ верно заметил, что, для него интереснее всего здесь было посмотреть на то, КАК могут умирать машины. Сошедшие с конвейера идентичными, на этом поле все машины уникальны. Вы не найдёте здесь двух одинаковых волг даже одной серии — каждая разваливается совершенно по-своему.


Здесь нет того тяжёлого, гнетущего чувства, которое мы испытали на месте руин сгоревшего интерната для инвалидов. Напротив, если перестать мыслить расхожими категориями и оглянуться вокруг, то можно увидеть фантастический процесс Круговорота Жизни — как пришедшая из земли, из добытого металла недр техника в завершении своего цикла вновь возвращается в землю. Я вижу уставших титанов автопрома, которые ушли на заслуженный покой, заснули и потихоньку погружаются обратно в лоно земли. Древние ётуны, которые сливаются с матерью-землёй, покрываются мхом. Их рули оплетают молодые побеги, рессоры раздвигают корни. Это не насильственная смерть, а тихий, естественный уход, в котором есть своё очарование и грусть. Но грусть эта светлая, грусть об ушедшей эпохе, о своей ничтожности в масштабах поступи времени.


Даже у такого любителя разного металлолома, как я, не возникнет мысль осквернить этот прах попыткой реставрации. Это равносильно попытке реанимировать много лет назад похороненный труп — то есть процесс тяжёлый, затратный, бессмысленный. В лучшем случае получится выхваченный из небытия ревенант, франкенштейн, сотканный из сотен кусочков тел погибших товарищей, в худшем — безмозглый нежизнеспособный, разваливающийся на ходу зомби. Всё-таки есть грань, за которой оживление мёртвой техники является святотатством по отношению к ней. И машины Красинца в массе своей эту черту перешли давным-давно.


Проводивший московских гостей хозяин музея спешит к нам. Ещё раз очень горячо и эмоционально хвалит нас за нашу машину, за то, что приехали на ней и проч. От него разит алкоголем, лицо под цвет алой майке, но он, на удивление, связно говорит и неплохо держится. Правда, говорит это скорее не о малой дозе алкоголя, а о том, насколько регулярные их принятия закалили организм человека.


Он начинает с энтузиазмом рассказывать о своих машинах. Стоит отдать ему должное, разбирается он в них действительно здорово. Несмотря на хмель, факты, цифры и модели не мешаются в его голове, и он с охотой вываливает их на нас. Интересно, хотя несколько навязчиво и совершенно неостановимо.


В рассказе почти о любой машине всплывает два момента, которые вызывают невольную горькую ухмылку, которую скрываем лишь из уважения к хозяину.


«Отличный автомобиль! (похлопывает по груде металлолома, от которой при этом отваливается дверь) Полностью комплектный. В неё бензин залить — и хоть сейчас катайся. Я на ней пол-МКАДа проехал… Её только подкрасить немного, да мост задний поменять. Никак руки не дойдут — сами понимаете, хозяйство большое…»


Мы не собираемся спорить с Михаилом Юрьевичем о том, что у показанной машины нет не только заднего, но и любого другого моста, что радиаторная решётка наполовину ушла в грунт, а кресла распухли, как всплывшие утопленники. Он живёт в своём, отличном от нашего мире, я думаю — даже временной эпохе. Когда он видит свои машины, он словно смотрит сквозь вошебную призму пространства и времени на времена, когда он с ветерком гнал на этих авто по московским дорогам. Переубедить его в этом не видится никакой возможности и, главное, смысла. Поэтому мы согласно киваем, чтобы не ранить сердце старика.


Второе, что он говорит неизменно в завершении рассказа о каждой машине — «Ну ничего, в этом году я ей займусь. Тут дел-то осталось всего ничего. К августу закончу».


Не нужно обладать выдающейся проницательностью, чтобы понять, что нет, не займётся — ни сейчас, ни в следующем году, ни когда-нибудь ещё, как не занимался 20 лет до этого. Собирание старой техники давно стало навязчивой идеей, и ремонт её перестал быть целью. Даже только что пришедший со стороны человек, получи такую задачу, начал прокрастинировать (прокрасинцировать) от масштабов, а Михаил Юрьевич давно оставил попытки даже начать что-либо делать, ограничившись лишь построением наполеоновских планов.


Особенно горько слышать, когда он с грустью говорит «Но я понимаю, что мне осталось ещё лет 10, может 20. Сколько я успею сделать за это время? Ну, сотню, другую. А остальное кто за меня сделает?»


Он ищет, кому передать свои сокровища, с надеждой смотрит на нас. По отечески предлагает — давайте, я вижу, что вы любите эту технику и можете! Давайте, я один уже не смогу, я стар, но вместе…


Михаил Юрьевич напоминает мне обезумевшего капитана утонувшего корабля, который сидит на торчащей из воды мачте и пытается вычерпать океан ковшиком, призывая всех проплывающих мимо помочь ему. Оставить судно он наотрез отказывается, уверяя, что если просто приложить должное количество усилий, то его галеон восстанет из морской пучины, как Летучий Голландец.


Он по-настоящему добрый энтузиаст, который давно вошёл в терминальную стадию своего увлечения и алкогольной зависимости, и мне искренне жалко старика. Жалко не только как личность, но и как пропадающий под гнётом винного демона сборник знаний, навыков, историй. Для меня он сам стал главным экспонатом своего музея.

Не хлебни я впечатлений от общения с подобным музеем ранее я, наверное, плюнул на всё и проникся идеалами Красинца. Но опыт, сын ошибок трудных, на этот раз вправил мне мозги и отрезвил взгляд. Если кто-то сможет перебороть ход вещей и поставить на колёса хотя бы толику этой техники, а ещё лучше, исцелить хозяина от прокрастинации и хмельного беса, я сниму перед этим человеком шляпу, но лично я не вижу возможности, да и не имею желания бороться с чьими-то навязчивыми идеями.

Продолжение следует…

Поездка к Красинцу. Часть первая: под сенью кипарисов.
Есть множество способов провести майские праздники. Нормальные люди едят шашлыки, употребляют спиртные напитки, размножаются и морально разлагаются. Всякая интелигенция (вшивая) наоборот, духовно обогащаются, посещает выставки, театры и прочие библиотеки.

Как уже многие догадались, автор этих строк и его друзья не относятся ни к той, ни к другой категории. Первое для нас слишком банально, второе — скучно, а это значит, что наступает время для нового ПРИКЛЮЧЕНИЯ.

Думаю, нет смысла объяснять, кто такой Красинец. Фигура этого эксцентричного собирателя старой советской техники будоражит умы всех сочувствующих ретро-движению людей. Кто-то считает его Хранителем Наследия и последним оплотом древних руин, иные называют старьёвщиком или, что хуже, клеймят гноителем техники. Мы однозначного мнения об этой противоречивой личности не сложили, посему было решение увидеть её в живую. Плюс, конечно же, посмотреть на этот музей не на фотографиях.

Многие отметят, что поездка за 70 километров и обратно с большой натяжкой тянет на полноценное приключение, и уж тем более на приключение с нотками столь любимых нами слабоумия и отваги. Поэтому мы решили добавить челленджа и правильности в нашу затею, а именно отправиться в путь не на современном бездушном обмылке, а на идеологически верном горбатом запорожце 55-летней выдержки. Вот она, наша Колесница Отваги:



Сей, не побоюсь этого слова, автомобиль принадлежит моему старинному товарищу, который восстанавливает его много лет и искренне любит. Детали к нему он начал собирать ещё со старших классов, после поступил и закончил автохозяйственную специальность — в общем, человек очень увлекающийся.

Любая ретро-техника привлекает внимание на дороге, но весь мой предыдущий опыт езды на всём подобном не идёт ни в какое сранение с дорогой на голубом зазике. Весь путь сопровождался овациями, приветствиями, поднятыми вверх пальцами, свёрнутыми шеями, радостными криками. Стоило сделать остановку, вокруг тут же образовывалась толпа зевак. Ни пафосные американские рыдваны, ни 21ые волги\победы не создавали вокруг такой мощный и однородный резонанс.


Лично для себя я этот феномен объясняю тем, что секрет успеха горбатого зиждется на трёх столпах: ретро-формы (которые априори привлекают внимание и вызывают ностальгию), крайняя редкость в потоке (когда вы в последний раз видели горбатый, который просто едет куда-то по своим делам? Восстановленные американские тачки и ГАЗы можно встретить регулярно, раз-два в месяц, а связываться с ЗаЗиками обычно ниже достоинства именитых реставраторов) и, что самое главное, просто умилительный внешний вид. Именно последний фактор становился мощным катализатором. Когда ты видишь эту пыхтящую среди огромных новых машин кроху, просто невозможно не улыбнуться и не проводить её взглядом. Я бы сам не поверил, если бы не видел воочию, но горбатый запорожец позволяет даже кадрить девушек.


Так, окруженные вниманием и всеобщей любовью, мы неспешно двинулись в сторону Черноусово. Погода была отличной, дорога — ровной и практически свободной. Окрылённые, мы решили проверить скоростные возможности старичка. Найдя подходящую горку и поймав попутный ветер, нам удалось разогнаться до 110 км\ч по GPS. В принципе, из мотора можно было бы выжать чуточку ещё, но насиловать технику не было никакого желания, поэтому мы сбавили обороты. Плюс ко всему, у горбатого двигатель воздушного охлаждения, который конструктивно расположен в самом худшем для обдува месте — то есть сзади. А это значит, что во время особо интенсивной работы он нагревается как крошечный котёл ада. Так и в этот раз, температура приблизилась к критической — и мы решили сделать перерыв, чтобы дать мотору остыть.

Аккурат в тот момент, как появилась такая необходимость, мы увидели справа, у обочины, нечто вроде заброшенного парка. Решив совместить перерыв с исследованием новой локации, мы съехали с обочины и подкатили к полуразрушенным колоннам.


За ними уходила в даль аллея. Дорожка под сенью рослых старых кипарисов была покрыта ковром из мёртвой хвои и напоминала портал в сумеречный мир. Солнце скрылось, ясное небо заволокли тучи. Мы стояли между двумя колоннами и смотрели в живой туннель, казавшийся бесконечным. Начало накрапывать — я решил, что начался дождь, но мой друг показал вверх: это над нами плакали ивы.


Мы двинулись по аллее. Впереди были видны какие-то развалины, напоминающие заброшенный дом культуры или отдыха. Атмосфера была какая-то на удивление гнетущая, но любопытство пересилило здравый смысл, и мы двинулись дальше.


Что удивительно, вокруг не было присущего таким местам мусора — лишь обломки стен, досок, камней, покрытые мхом и тленом. Из зелени показались руины основного здания.


Приблизившись, мы обнаружили на нём доску, которая развеяла домыслы касательно былого предназначения комплекса.


И тут, словно молния, в голове моего товарища вспыхнула мысль — а не тот ли это дом-интернат, сгоревший 10 лет назад с многочисленными жертвами? Быстрый гуглинг подтвердил наши догадки — в 2007ом году здесь произошёл пожар, в результате которого погибло 32 человека.


Внутри здания мы окончательно убедились в этом — многие части здания повреждены огнём. Перекрытия рухнули, похоронив под собой людей. Это объясняло наличие груд кирпичей и досок снаружи — пожарные разбирали завалы, пытаясь извлечь пострадавших.


Особенно гнетущее впечатление произвели облупившиеся добрые рисунки для детей на стенах, тоже местами обгоревшее.




Огромные рухнувшие баки до сих пор не попилили на металлолом — даже мародёров отпугивает местная атмосфера.


Обычное предостережение о вреде курения здесь выглядит как дурное пророчество. Здесь и правда больше не курят.


Мне начинает казаться, что я слышу детские голоса. Даже мой товарищ, человек простой и приземлённый, не очень хочет находится тут дольше, хотя нас обычно хлебом не корми — дай полазить по заброшкам.

Покидаем мёртвый интернат. Идём, не оглядываясь. Как только старенький ЗаЗик начинает брумчать двигателем и, поскрипывая, забирается по песчаной насыпи на дорогу, выглядывает солнце.

Продолжение следует…